ТОТ ЖЕ ФРОНТ...

крестов.jpg

Потерпев в ноябре — декабре 1941 года сокрушительное поражение под Москвой, весной 1942 года немецко-фашистские полчища начали развивать стремительное наступление на южном участке фронта. Война неумоли­мо приближалась к основной кладовой «черного золота» Донбассу. Поступление донецкого тощего угля на ТЭЦ практически прекратилось. С января 1942 года из-за перебоев в снабжении топливом ТЭЦ-11 была вынуждена сжигать антрацитовый штыб (производный продукт от добычи каменного угля) разных марок (АШ, АП, АРШ, АК, АСШ и др.). Но и такого топлива, к сжиганию которого ТЭЦ-11, конечно, не была приспособлена, катастрофически не хватало. Электростанция по-прежнему работала «с колес». Из-за перебоев в снабжении углем только в первом квартале 1942 года было 53 пуска-останова котлов и 46 турбин. На 1 января 1943 года остаток угля на складе составил всего 30 т.

Освобожденный в результате разгрома фашистов под стенами сто­лицы подмосковный угольный бассейн спешно возрождался к жиз­ни. 27 июня 1942 года в Народном комиссариате электростанций (НКЭС) был издан приказ № 100а, который предписывал осуществить перевод ТЭЦ-11 на сжигание угля Подмосковья.

Долгое использование штыба сказалось на оборудовании. Сердце электростанции — котельный цех незамедлительно потребовал срочного «хирургического вмешательства». Мощностные и иные несоответствия имевшегося в цехе оборудования особенностям нового топлива обнаружились сразу же и в большом количестве. Пока сжигали антрацитовый штыб, в топках котлов № 1 и 2 были установлены зажигательные пояса. Это диктовалось необходимо­стью повышения температуры в ядре горения. Зажигательные пояса закрывали часть поверхности нагрева экранных труб, уменьшая тем самым теплоотдачу сгоравшего в топках топлива. Теперь нужда в них отпадала. 

Поскольку подмосковный уголь в три раза менее калориен, чем тощий, его требовалось сжигать тоже втрое больше, чтобы обеспечить равенство показателей в паро- производительности котлов. Но это — чисто теоретически. На практике до­стигнуть желаемого результата без коренной реконструкции обору­дования было невозможно.

Во-первых, сжигание большего объема топлива вело к образованию боль­ших количеств уходящих газов, с выбросом которых существующие дымососы справиться не могли. Во-вторых, резко повысились скорости прохождения газов по газоходам котла. Потре­бовалось уменьшение площадей поверхностей нагрева пароперегре­вателей, так как температура пара могла превысить допустимые нормы. В-третьих, при высокой влажности угля (32—33%) настоя­тельно требовалась организация его сушки перед размолом, а сам размол возросших его количеств в мельницах, имевших ослаблен­ные редукторы, тоже оказался невозможным.

Пока сжигался малозольный тощий уголь, шлак из-под топок котлов — его образовывалось сравнительно немного — вывозился в опрокидывающихся вагонетках вручную или с применением конной тяги. Вместе с ним отправлялась и сепарирующаяся из топо­чного пламени в шлаковые бункеры зола. С завершением в 1941 году сооружения системы гидрозолоудаления золу смывной водой с по­мощью шламовых насосов стали отправлять в золоотстойник в рай­оне реки Нишенки. Подмосковный уголь, имевший в своем составе 24—26% золы, и здесь предъявил свои требования. Шлака и золы стало накапливаться настолько много, что срочно встал вопрос не только о реконструкции шлаковых бункеров, но и всей системы золоудаления.

Во избежание кислотной коррозии хвостовых поверхностей на­грева котлов (в частности, воздухоподогревателей) потребовалась организация удаления из угля серного колчедана. В какой-то мере это способствовало и защите окружающей среды от оксидов серы. Котельный цех теперь напоминал нечто подобное буре в пусты­не. То, что всего год-полтора назад директор мог носовым платком проверить чистоту тепловых щитов, казалось просто горькой шут­кой или несбыточным сном. Наиболее мрачную картину он пред­ставлял в часы «пик» — утром и вечером. Тридцатиметровые громады котлов тут и там курились сероватым дымком. Избыток образующихся газов выбивался наружу. Через неплотности в кладке, лючки и лазы вместе с газом наружу вырывались щупальца огня, оставляя после исчезновения миллиарды кирпично-красных искр. Воздух был пропитан остро-кисловатым удушливым запахом серы. Это оттого, что в топки вместе с угольной пылью попадал измельченный в мельницах серный колчедан.


 Ф.6.ед.хр.21_Ф_34.jpg

На ТЭЦ-11



Вместе с газом выбивалось много пыли и золы. Оседая, эта смесь толстым слоем покрывала все: пол, щиты управления, корпуса вен­тиляторов, моторов, площадки котлов, многочисленные, из конца в конец тянущиеся вдоль и поперек цеха трубопроводы. Трубопроводы время от времени стряхивали излишки скапливавшейся на них золы, и она увесистыми ошметками падала вниз, обозначая места падения мягкими мини-взрывами.

От обилия пыли, золы, задымленности воздуха даже свет мощ­ных электроосветительных ламп превра­щался в нечто похожее на мутные масля­нистые пятна, а все, отстоящее на 5 — 8 м, — на неясно очерченные призраки. Дышать нередко приходилось через мокрые тряпки. Это в какой-то мере предохраняло людей от вредного воздействия газа и пыли. И все же в носу, полости рта и гортани скапливался студе­нистый, терпко-пресный налет, удалить который от смены до смены, как правило, не удавалось. Люди передвигались как тени в насквозь пропитанных пылью и золой пропотевших спецовках. Их лица мало чем уступали выходя­щим из забоя шахтерам. И хотя каждый имел тряпичные «концы», чтобы вытереться, — это ничего не меняло. Приходя на смену, люди снимали все домашнее, облачались в спецовки. По окончании рабо­ты мылись в душе. И так изо дня в день.


Ф.6.ед.хр.21_Ф_35.jpg

 Вагоны с углем




Помимо обслуживающего персонала в каждой смене была убор­щица. Бедные женщины, каким однотонно-безрадостным и нелегким был их труд! За котельным цехом была закреплена лошадь. Возница Акин­шин, уже старый человек, одетый в брезентовую робу, безропотно тянул свою лямку. В его обязанности входили доставка в цех со склада отдела снабжения разных материалов и запасных частей, баллонов кислорода и вывоз шлака. Он же снабжал уборщиц опил­ками, доставляемыми от станционной лесопилки. Горка опилок, смоченных водой, всегда лежала возле стены у входной двери в цех. Уборщицы набивали ими ведра, несли в конец цеха, к котлу № 3, рассыпали по полу и начинали мести. Когда подходили к котлу № 1, у третьего уже опять все было покрыто пылью и золой. Начинался новый цикл. И так без конца.

Места, где находился демонтированный котел № 4, уже не каса­лись. Легко представить, сколько воды, пыли и прочего мусора накапливалось здесь.

Не лучшую, а в отдельные периоды еще более мрачную, горько-тягостную картину представляла та часть цеха, которая помещалась под отметкой «8», где располагались мельницы, дымососы, шлако­вые шахты котлов. Запыленность воздуха здесь была, пожалуй, меньше. Зато в районе мельниц еще сильней пахло серой. Выпадавший из колче­данных мешков сушилок колчедан, побывав в потоке 700 — 800-гра­дусного сушильного газа, забираемого из нижней части топок, тут и там курился ядовито-зеленоватым дымком. Вместе с колчеданом выпадало много угля, и все это толстым слоем покрывало пол мельничного помещения. Поначалу с уборкой колчеданно-угольной массы справиться не могли. Едва хватало сил отбиваться от нее в тех местах, где ее накопление грозило бедой: от маслонасосов, подававших масло на шейки мельниц, да от решетчатых ограждений мельниц, дабы не препятствовать их вращению.

А что творилось в зольном помещении, отделенном от мельниц рядом дымососов! Точнее, это помещение, следовало бы называть шлаковым.

Шлак... Кроваво-красный с дымной поволокой, образующейся от ...взаимодействия с воздухом, похожий на лаву, и днем и ночью — извлекался зольщиками из шлаковых шахт котлов. Зольщики были одеты в брезентовые спецовки, внешне напоминавшие доспехи пожарников, они стремились отбросить шлак подальше.

До поры до времени, пока система золоудаления не подверглась коронной реконструкции (надо было усилить сопловую подачу смыв­ной воды в каналы, по которым шлакозоловодяная пульпа направ­лялась в насосную, шламовые насосы заменить на багерные), шлак накапливался и накапливался. Кремнисто-жесткой рыжей массой он напрочь завалил всю зольную, источая, пока не остывал до конца, терпко-кислый запах.

Но хуже всего, когда его не удавалось до конца извлечь из шлаковых бункеров. Не часто, но такое случалось. Говорили: образовался «козел» — шлаковое образование в нижней чисти топок, когда шлак перекрывает все шлаковые бункера и удалить его без останова котла становится уже невозможно.

Возникновения «козла» старались не допустить. Через нижние и верхние лючки шлаковых бункеров его непрерывно обдавали струями воды, околачивали пиками-шуровками. Шлак накапливался. Котел останавливали… Останов котла влек за собой перевод предприятий столицы на «голодный паек». На ТЭЦ-11 это понимали, поэтому работы по расшлаковке начинали сразу, не дожидаясь пока котел остынет.

В кладке фротальной стенки топки пробивали проем, через который «наводили» деревянный помост, леса. Чтобы уберечься от нестерпимой жары, люди надевали телогрейки, ватные брюки валенки, каски и противогазы. Работали по несколько минут несколько очередей. Прокаленная одежда источала едкий запах паленины. Внушительный проем делали и на заднем склоне шлакового бункера в зольной. И вот с трех сторон: сверху, с лесов, снизу — через зевы шлаковых шахт и проем на задней стенке бункера — начинали штурм. С течением времени он нарастал. Люди спускались с лесов и продолжали долбить и долбить его, стоя на набросан­ных поверх досках. Отколотые рыже-коричневые глыбы скатывались вниз. Там их подхватывали и через пробитые в толще шлака дыры и выволакивали наружу. А в топке было еще душно и жарко. Ликвидация «козла» занимала обычно больше суток.


Ф.6.ед.хр.21_Ф_36.jpg 


Пятый транспортер топливоподачи, по которому уголь поступал в котельный цех



Тяжелое положение было и во всех других цехах электро­станции, особенно в топливно-транспортном и топливоподачи. Сложность обстановки диктовалась прежде всего тем, что уголь поступал крайне неравномерно. На складе чаще всего просто-напросто нечему было накапливаться. С нулевыми запасами угля электростанция работала с 1943 по 1945 год. Сказывались перегруженность железных дорог в результате перевозки военных грузов, отсутствие надлежащего числа подвиж­ных составов, трудности с добычей.

ТЭЦ-11 ежегодно недополучала до 110 тыс. т угля. С разрешения Народного комиссариата путей сообщения (НКПС) в 1943 — 1944 годах недопоставки частично восполнялись за счет госрезерва (антрацитом). В 1944 году антрацита было сожжено 15,4 тыс. т. Тем не менее годовой план выработки электроэнергии оказался все же недовыполнен.

Впрочем, и поступавшее топливо не всегда снимало тревогу. С шахт Подмосковья уголь отгружали, как правило, в разнока­либерных вагонах, даже в теплушках. Разгрузить такие вагоны стоило больших трудов. Особенно в осеннюю непогоду или зимой. Осенью он настолько спрессовывался, слеживался, слипался, что, будь ваго­ны даже саморазгружающимися, а таковые действительно время от времени поступали, без энергичного постороннего вмешательства отгрузить их все равно было невозможно. А зимой? На пути к ТЭЦ он успевал так промерзнуть, что превращался едва ли не в сплошной монолит. Приходилось пускать в ход и ломы, и кувалды. Приспосабливали снегоочистительные механизмы, но и они не спасали поло­жение. Темпы разгрузки резко замедлялись, а между тем существовал строгий спрос за малейший перепростой вагонов. Мало того, что и помощь персоналу топливно-транспортного цеха мобилизовывалu весь наличный состав электростанции, не занятый на вахте или ремонтных работах, на разгрузку угля привлекались люди и других предприятий района, получавших от ТЭЦ тепловую и электрическую энергию. Обстановка иногда вынуждала идти на отмену выходных дней.

Нормы выгрузки, установленные НКЭС, были следующие: двухосной платформы при пяти работающих — 45 мин, четырехосной при шести работающих — 45 мин, двухосного крытого вагона при трех работающих — 1 ч 15 мин, четырехосного при шести работающих — 2 ч 30 мин, саморазгружающейся гондолы на складе при десяти работающих — 1 ч 45 мин, то же на бункерах при пяти работающих — 1ч.

«С 23 декабря, — читаем в распоряжении директора Г. И. Фомичева от 22 декабря 1944 года, — выходные дни сменного персонала отменяются до особого распоряжения. Все рабочие и ИТР идут на разгрузку угля в распоряжение начальника топливно-транспортного цеха.» Случалось, такого рода распоряжения касались и всего дневного персонала электростанции: служащих, ИТР, рабочих-ремонтников. В основной своей массе люди понимали вынужденность предпри­нимаемых мер. Часами, а то и целыми сменами, превозмогая уста­лость, на одном энтузиазме, они работали в дождь и холод, на ледяном ветру, только бы выиграть время, только бы исполнить долг, который выпал на их долю.

Но выгрузить уголь из вагонов — еще полдела. Его требовалось подать в котельную. В этом состояла главная задача цеха топливо подачи. Все военные годы он работал с предельным напряжением. Однако и здесь было много срывов, связанных, главным образом, с высокой влажностью угля и его засоренностью древесиной и металлом.

Особенно трудно было в осенне-зимнюю пору. К началу поступления на ТЭЦ подмосковного угля разгрузочный цех топливоподачи, в который загонялись составы под разгрузку, был на только не утеплен, он даже не имел крыши над головой. Соответствующие работы были завершены лишь в начале 1943 года. Трудности с прохождением угля по тракту топливоподачи начинались с момента его выгрузки.

Приемные бункера цеха находились непосредственно под железнодорожной колеей разгрузочного сарая, куда подавали эшелоны с топливом. Сарай и бункера по высоте разделяла вмонтированная перекрытие мощная металлическая решетка с размером ячейки около 20x20 см. Только пройдя через решетку, уголь мог попасть в бункера. Понятно, что сырой, смерзшийся, он самостоятельно не шел, требуя немалых дополнительных усилий.

Паукообразные питатели «Буккау» (электростанция была пущена с одним питателем «Буккау», т. е. без резерва, второй питатель был установлен в 1942 году) сгружали уголь из бункеров на ленту первого транспортера. Он зависал в бункерах, вставал в распор, образуя сводчатые пустоты. Тогда лапы питателей не захватывали его, вращались вхолостую. Существовал штат шуровщиков. Метал­лическими пиками они обрушивали образующиеся своды, открывая, что называется, зеленый свет углю для дальнейшего его продвиже­ния.



Кроме системы транспортеров в состав топливоподачи входил дробильный завод. Он был призван обеспечить первоначальное дробление топлива. В таком виде его было легче подсушивать перед поступлением в мельницы. За молотковыми дробилками располага­лись специальные сита, предназначенные для дозировки степени размола, но и они — только и знай — замазывались, забивались. Чаще всего приходилось работать без них. Иначе дробилки превра­щались в угольные ловушки. В котельную уголь зачастую поступал малоизмельченным. По­тому его много и выпадало вместе с колчеданом. Перед дробилками постоянно дежурили отборщики древесины. Уголь лежал толстым слоем, и не всю древесину можно было обнаружить. Бункера сырого угля котельного цеха представляли собой такую же картину. Разница была лишь в том, что в них уголь спрессовывался более основательно, а образующиеся своды требовали больших усилий для их разрушения. И здесь несли вахту шуровщики. Уже в котельном отделении, на отметке «8», нижнюю часть бункеров обстукивали кувалдами, шуровали уголь через лючки помощники машинистов котлов, обслуживающие сушильно-мельничные системы. 



Назад к списку очерков