ВОСПОМИНАНИЯ РАБОТНИКОВ МОСЭНЕРГО

С 21 на 22 июня 1941 года граница жила мирной жизнью. В 3 ч 30 мин по московскому времени через мост прошел еще один наш поезд с нефтью. Затем на нашу сторону должен был пройти встречный немецкий эшелон с углем. Но, когда он стал подходить к нашей контрольной будке, у часового возникло подозрение. Паровоз шел не впереди состава, а позади. И вагоны были не стандартные, как обычно, а немного выше. Боец решил остановить поезд и дал предупредительный выстрел в воздух, но ему ответили автоматной очередью. Пули попали в будку, где находились еще двое наших, тех, что посланы на усиление охраны поста. Одного из них убило наповал, а другой не растерялся, выскочил с пулеметом, залег и стал стрелять по эшелону. Поезд попятился назад, и, когда вагоны были уже на берегу, борта откинулись и на землю начали съезжать танкетки с солдатами. Это была первая попытка немцев прорваться в советскую часть Перемышля. В 3 часа 45 минут застава была поднята в ружье, и по приказу начальника заставы Потарыкина выделили три подвижные группы по пять и шесть бойцов. Одну послали на левый фланг, к парку, в распоряжение старшины Привезенцова, другой, во главе с Шабелиным, дали задание в случае прорыва обеспечить оборону заставы, а пока поддерживать фланги. На самый опасный участок, к мосту, направили третью группу во главе с заместителем начальника заставы по боевой подготовке лейтенантом Нечаевым. В 4.00 началась артподготовка. Перемышль в дыму! Снаряды рвутся в разных частях города, но именно там, где важнейшие военные объекты – казармы, склады, гаражи. В районе госпиталя все заволокло дымом. Вскоре немцы повторили атаку. Но теперь они применили более хитрую тактику – перебежками до середины моста, а затем залегали за трупами убитых или рассредотачивались по краям и вели огонь из-за железных выступов опор. С той стороны их поддерживали минометы. А наша артиллерия по-прежнему молчала. Но преимущество противника было не только в этом. Наши могли вести только «косой» огонь, чтобы, не дай бог, не задеть какого-либо фрица на его территории. Приходилось все время прикидывать, перешел их солдат линию границы или нет. А те прут и прут. Некоторые успели добраться до последнего пролета. До нашего берега им оставалось несколько шагов. И тут лейтенант Нечаев выкатил пулемет на открытую позицию, в самый центр, и начал косить врагов. Атака снова захлебнулась. На мосту росла груда трупов. Немцы срывались с перил, падали в воду. Кое-кто не выдержал и побежал назад. И все же, как отважно ни дрались нечаевцы, мост они удержать не смогли. На штурм двинулась еще одна вражеская группа. С того берега открыли ураганный огонь из минометов. Лейтенанта Нечаева ранило, его пулемет замолчал. А противник уже прорвался на нашу сторону. Нечаев увидел, что трое немцев бегут к нему, чтобы взять его в плен. Он взорвал на себе гранату, сам погиб и их положил. Силы иссякли, положение создалось тревожное. Немцы соединились с диверсантами, засевшими в большом доме на набережной, и вместе рвутся к заставе. Их сдерживает наш заслон. Шебалин ранен в голову, обливается кровью, но не уходит. В этот момент застрочил вражеский пулемет слева, от Замковой горы. Пришлось всем залечь и сражаться на два фронта. К 10.00 наша граница была пробита в нескольких местах. Но вдруг к нам прибавилось пополнение – отряд ополченцев и пограничников комендатуры во главе с младшим политруком Виктором Королевым. В это время приходит связной и сообщает Королеву, что убили Красного, а они земляки, оба из города Бологое, знали друг друга с детства. Виктор выпросил у начальника заставы несколько ребят: «Я должен отомстить за Женю». Он поднял ребят в штыковую атаку. Немцев гнали до самого Сана и многих прикололи прямо в воде. Говорят, что река в этом месте была красная от крови. На какое-то время граница формально восстановилась. Тогда немцы двинули свой десант на лодках. И вот тут-то по ним ударили из дзотов. Это был первый артиллерийский залп. Мы еще больше воспряли духом. Но через полчаса после выступления по радио В.М. Молотова командир 92-го пограничного отряда Тарутин дал приказ снять пограничный пост и начал отход к восточной окраине Перемышля – селу Негрыбка. В самих Негрыбках стояла пехота – полк, а то и больше. Пехотинцы, как вы знаете, еще не вступили в бой, но уже понимали, что началась война, и тоже рвались схватиться с врагом. Они встретили нас как героев, накормили, напоили, табачком угостили. Им стыдно было, что мы на границе за всех отбивались, ждали, когда же, наконец, будет получен приказ начать активные действия. Долго ждать не пришлось, но кто пойдет первым? По логике, предпочтение надо было отдать пехоте, она еще не была в бою, силы свежие, но командир корпуса генерал Снегов решил: в авангарде должны пойти пограничники. Почему? Ведь им досталось больше всех, они уже потрепаны, многие едва держатся на ногах. Зато они будут драться в пять раз злее и за себя, за свои раны, и за своих погибших товарищей. И так это будет не контрнаступление, а контрудар. Нам, пограничникам, дали приказ подтянуться ближе и еще до рассвета сосредоточиться на обратном скате Замковой горы, в районе городских кладбищ. Мы должны были являться как бы ударной группой. Всего нас, зеленофуражечников, собралось примерно около трехсот. Злые как черти – в темноте даже было видно: только глаза горят да оружие блестит. К нам присоединили около ста человек ополченцев во главе с секретарем горкома партии Орлиенко. Ровно в четыре утра по вражеской стороне ударила наша артиллерия. И тут мы пошли в атаку. Немцы не ожидали нашей атаки в эти первые минуты боя, но вскоре они опомнились и открыли страшный огонь – из орудий, минометов и пулеметов. Навстречу нам, это уже было в районе самого замка, фашистское командование выдвинуло большую группу, примерно около батальона. Злости у нас хватило, а где злость, там и хитрость. Мы город знали лучше немцев, тем более что находились уже недалеко от центра, где нам были знакомы не только дома, но и каждая лазейка, и каждый выступ. Это знание нам крепко помогло. Нас разделили на малые подвижные группы, по три-четыре бойца, и дали общую задачу: выйти к заставе и восстановить границу. Мы бежали от дома к дому, падая на землю и снова вскакивая, прижимаясь к стенам, укрываясь за выступающими вперед контрфорсами, перепрыгивали через ограды, – откуда только бралась такая лихость? Вражеские заслоны смяты. Немцы бегут, ныряют в ворота, растекаются по дворам. А в конце улицы, у костела – новая схватка, на этот раз с мотоциклистами. Они воюют умело: одни отвлекают наших бойцов, другие, обогнув квартал, пытаются зайти с тыла. Но их маневр скоро был разгадан, раздались глухой треск и взрывы гранат – это работала пограничная артиллерия. Пущены в ход ручные гранаты, и мотоциклисты удирают вниз по Капитульной улице. Группы идут по дворам, путаясь в закоулках. Через головы с тяжелым шелестом летят снаряды – это артиллерия 99-й стрелковой дивизии бьет по Засанью, не дает противнику подбросить подкрепление. Немецкие батареи на Винной горе уже больше часа молчат, по-видимому, их подавили огнем или заставили менять огневые позиции. Примерно часам к трем дня мы вышли к заставе. Затем сюда начали стягиваться и другие группы. Немцы бежали к себе в Засанье, оставляя на улицах, на берегу и в воде убитых и раненых, оружие, машины, повозки. Атака сводного батальона пограничников, поддержанная активными действиями пехоты и огнем наших батарей, остановилась только тогда, когда в советской части Перемышля не осталось ни одного фашиста. Вечером, пока смеркалось, нам объявили построение, чтобы присутствовать на похоронах погибших в боях. Погибших защитников города, а их было около 40 человек, хоронили в самом центре, на старой площади, недалеко от памятника Мицкевичу. Вырыли одну могилу на всех. Собралось много народу – войска, гражданские, жены убитых, которым разрешили выйти из подвалов. И было очень тихо, или это так казалось. У края могилы на плащ-палатках лежали тела убитых товарищей. Первым к памятнику подошел командир сводного батальона пограничников старший лейтенант Поливода – не похожий на себя, мрачный, с сурово сдвинутыми бровями. Голос у него был хриплый. «Солдат может спать спокойно, – сказал он, – если отдал свою жизнь недаром. Они все сражались как герои. И Родина их никогда не забудет». Затем еще выступали товарищи по оружию. Грянул прощальный залп из винтовок. Затишье кончилось. Враг, озверевший от неудач, снова обрушился на Перемышль. На город посыпались снаряды, налетели самолеты – их черные тени метались по земле и еще пугали, но не так, как раньше. Паники не было – после первой победы люди как-то сразу переродились. Они поняли, что эта война будет долгой и упорной, что теперь им надо терпеть и верить в себя и свои силы. 26 июня получили приказ взорвать мост. Вскоре воздух потряс взрыв, в ночное небо взметнулось пламя, и мост рухнул, а через два дня получили приказ оставить город Перемышль и двигаться на восток в район Комарно. Впереди еще будет много тяжелых, кровопролитных дней и боев, а это был лишь первый бой.